Глава 27

I

29 июня 2020г., г. Москва, Краснопресненская набережная, д.2, здание Правительства РФ.

Борис Иванович Юрьев всегда считал себя сугубо гражданской личностью, хоть ему в последние годы и пришлось поносить мундир с большими генеральскими звездами на погонах. Вот и сейчас, чувствуя, как мешковато сидит на нем военная форма, он никак не мог избавиться от неловкости ощущения того, что носит ее не совсем по праву. Он не стал задерживаться на церемонии перезахоронения, поэтому после завершения основных ритуальных действий, быстро покинул мемориальный комплекс и уже где-то без десяти минут до полудня быстрой походкой входил в зал совещаний Правительства. Вчера была ознакомительная встреча с временно исполняющими обязанности министров, где он представился хорошо известным ему людям в своем новом качестве. На сегодня была назначена расширенная Коллегия Кабинета Министров, с привлечением не только глав отраслей, но еще и руководителей департаментов, федеральных служб, агентств, а также государственных корпораций. Поэтому, хоть зал и был довольно вместительным, все равно от большого количества приглашенных яблоку было упасть негде. Все они уже сидели за громадным белоснежным столом, вытянутым в длинный прямоугольник. Солидные и упитанные дядьки, сидящие на потоках бюджетных денег, вальяжные в телодвижениях и уверенные в своем, если и не карьерном благополучии, то уж во всяком случае, в материальном. Многие из них даже не пытались скрывать, что держат подавляющую часть своих капиталов (хотя, если разобраться, то какие капиталы могут быть у чиновников?) в иностранных банках, а некоторые из них, так и вовсе имеют два, а то и три гражданства, хоть это и было строжайше запрещено. Но в России, как известно, запреты существуют исключительно для законопослушных граждан, а не для тех, кто считает себя их законными хозяевами. Все, как один одетые в черные и безумно дорогие костюмы от «гуччи» и «армани», они на полном серьезе считали себя хозяевами не только в этом зале, но и во всей стране. На этом фоне, нарочитая скромность Марии Хазаровой, одетой в простенькое серое платьице, изготовленное не иначе как в стенах «Большевички», выглядела вопиюще вызывающе. Вряд ли, конечно, это было изделие знаменитой в прошлом московской фабрики, потому, что при всех своих достоинствах Мария Владимировна все же, как ни крути, тоже принадлежала к классу правящей чиновничьей элиты, но все равно, неяркое и не маркое платьице никак не вписывалось в общепринятый тренд.

Еще одним новшеством, помимо нового рулевого исполнительной власти было присутствие съемочной группы центрального телевидения. Ее и раньше допускали сюда, но лишь на время, отведенное для краткого официального репортажа. Сейчас же, новый премьер-министр, а еще и по совместительству Министр обороны, настоял не только на присутствии телерепортеров, на протяжении всего заседания, но и его трансляции в прямом эфире. По кислым выражениям лиц, временно исполняющих обязанности членов Кабмина было видно, как они относятся к чудачеству нового руководителя. Однако, открыто возражать против этого они не посмели, чувствуя силу за спиной у Председателя Правительства, военный мундир которого не оставлял сомнений в его решительном настрое. Борис Иванович не стал утруждать себя процедурой индивидуальных приветствий и рукопожатий, отделавшись общим кивком в сторону собравшихся. Заметив, что Глазыреву, которого он еще не успел представить на пост Председателя Центробанка, не нашлось места за столом, и тот вынужденно пристроился на одном из стульев, что стояли вдоль стен. Юрьев призывно махнул ему рукой, и когда тот подошел, молча указал ему на единственное свободное место рядом с собой. По залу, еле слышно, прокатился вздох разочарования. Это не укрылось он наблюдательного взора нового Премьера, и он улыбнулся, чуть-чуть, краешками губ. Садиться в кресло, однако, Борис Иванович отнюдь не спешил. Пошарив рукой по столу, он достал пульт и направил его в угол у себя за спиной, где на высокой подставке – в два человеческих роста, стоял экран плазменного телевизора, настолько большого, что он более походил на стадионное табло, нежели на предмет бытовой техники. Экран услужливо вспыхнул, отображая застывшую картинку Спасской башни Кремля. Некоторое время картинка не подавала никаких признаков жизни. Борисов продолжал стоять, полуобернувшись к экрану. Присутствующие в зале флагманы экономики нервно заерзали, предчувствуя своими седалищами какое-то необычное и тревожное зрелище (с этой хунты станется и не такое еще). И тут, как всегда в таких случаях, неожиданно, прежняя картинка пропала, а на ее месте возникла знакомая всем еще с детства заставка «Интервидения» в сопровождении самой известной мелодии Д. Шостаковича. Мелодия оборвалась также неожиданно, как и началась, а из телевизора раздался громкий и торжественный голос, чем-то схожий с голосом Игоря Кириллова:

– Внимание! Говорит и показывает Москва! Смотрите и слушайте Москву!

В зале заседаний Дома правительства все затаили дыхание, в ожидании какой либо сенсации. Заставка тем временем сменилась на панорамную съемку Красной площади с высоты птичьего полета. Площадь была затянута белым шатром. Но вот опять, что-то незримо изменилось и в полной тишине края «шатра», что были закреплены между зубцами кремлевской стены, резко опали и он каким-то неведомым способом со скоростью авиетки стал сползать все дальше и дальше – к зданию ГУМа, обнажая невиданную до сих пор никому из присутствующих картину. Вместо, показанного в воскресенье всеми телеканалами пролома в кремлевской стене, огромной воронки на месте гостевой трибуны с разбросанными по всей площади ошметками людей и вывороченными из мостовой булыжниками, вниманию телезрителей предстала аккуратно уложенная камнем мостовая, восстановленная часть поврежденной взрывом стены и цветник на месте гостевых трибун. Но самым неожиданным, что бросилось первым делом в глаза, так это отсутствие мавзолея с телом вождя мирового пролетариата. Его просто НЕ БЫЛО. Тяжелые, отполированные гранитные блоки, с краткой надписью на лицевой части, составляющие это сооружение, куда-то исчезли. И на их месте тоже красовалась цветочная клумба. Это зрелище было настолько ошеломительным и непривычным обывательскому взгляду, что поначалу никто и не обратил внимания на то, что вместе исчезновением мавзолея исчезли и бюсты на надгробиях могил советских государственных и партийных деятелей, а также мемориальные таблички, скрывающие собой ниши с урнами удостоенных чести быть погребенными в этом месте. Упитанные дядьки заворочались на стульях, завздыхали, с притворным сожалением качая головами, но на самом деле, радуясь в душе, что с социалистическим прошлым наконец-то окончательно и бесповоротно покончено, а значит с этой новой властью все же можно как-то найти разумный компромисс. Сказать, что подобное зрелище их обескуражило, было нельзя. В принципе, все они догадывались, что нечто подобное будет им представлено, ведь, как бы не таились власти, но такое не скроешь даже под куполом шатра. Разве что, никто из них не мог себе представить, как решительно разберутся с главным наследием ушедшей эпохи – мавзолеем Ленина. Они думали, что его просто закроют. А на то, чтобы снести его и сравнять с землей место, над которым он возвышался, новые власти все же не осмелятся. А вот посмотри-ка, осмелились. Ню-ню. Красная площадь стала заполняться появившимся, откуда ни возьми, народом. С открытыми от удивления ртами, они начали подходить почти к самым стенам, дабы воочию убедиться, что все происходящее с ними – не сон и не галлюцинация. Причем, как показывала камера, на лицах людей не было ни гнева, ни возмущения, а лишь неподдельное изумление от непривычного с детства ландшафта. Однако же видеотрансляция на этом и не думала заканчиваться, что сулило еще немало удивления. И подспудно, седалищным нервом, это чувствовали все. Естественно, предчувствие не обмануло чиновничьих зубров. Сначала камера неизвестного оператора с подножья кремлевской стены медленно переместила свой глаз на Спасскую башню и на несколько секунд задержалась на ней. Главные часы страны показывали, что до полудня осталось всего пять минут. Затем картинка плавно поехала в сторону, показывая часть второго этажа Большого Кремлевского дворца, на куполе которого развевался, приспущенный в знак траура, государственный триколор. И тут опять случилось неожиданное. Трехцветное полотнище, вяло колышущееся в духоте полуденного зноя, вдруг медленно поползло вниз, постепенно скрываясь в недрах купола. Шпиль кремлевского дворца остался стоять оголенным, чего не случалось